Неточные совпадения
Они все сидели наверху, в моем «гробе». В гостиной же нашей, внизу, лежал на столе Макар Иванович, а над ним какой-то старик мерно
читал Псалтирь. Я теперь ничего уже не буду описывать из не прямо касающегося к делу, но замечу лишь, что гроб, который уже успели сделать, стоявший тут же в комнате, был не простой, хотя и черный, но обитый бархатом, а покров на покойнике был из дорогих — пышность не по старцу и не по убеждениям его; но таково было настоятельное желание
мамы и Татьяны Павловны вкупе.
Мама вдруг попросила, чтоб я
прочел что-нибудь из Евангелия.
Аня. Ты,
мама, вернешься скоро, скоро… не правда ли? Я подготовлюсь, выдержу экзамен в гимназии и потом буду работать, тебе помогать. Мы,
мама, будем вместе
читать разные книги… Не правда ли? (Целует матери руки.) Мы будем
читать в осенние вечера,
прочтем много книг, и перед нами откроется новый, чудесный мир… (Мечтает.)
Мама, приезжай…
— Уверяю вас, что это
мама нарочно, — нашла нужным объяснить Шатову Лиза, — она очень хорошо про Шекспира знает. Я ей сама первый акт «Отелло»
читала; но она теперь очень страдает.
Мама, слышите, двенадцать часов бьет, вам лекарство принимать пора.
Моя бабушка, Прасковья Борисовна, и моя мать, Надежда Петровна, сидя по вечерам за работой, причем
мама вышивала, а бабушка плела кружева, пели казачьи песни, а
мама иногда
читала вслух Пушкина и Лермонтова.
— Я и сама буду
читать,
мама, — отвечала Женя весело, — мы будем по очереди.
— Вы знаете, — говорила она мне, прощаясь, — вы не думайте, что мои родные в самом деле сердятся, что я
читаю книги. Фриц сказал, что ваши книги мне всегда можно
читать, и
мама мне тоже позволила.
Положим, сама мать при помощи Елизаветы Николаевны выучила меня по складам
читать по-немецки; но
мама, сама понемногу выучившаяся говорить и писать по-русски, хотя в правописании и твердости почерка впоследствии и превосходила большинство своих соседок, тем не менее не доверяла себе в деле обучения русской грамоте.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказала тетя Соня, — все будет по-вашему: тебе, Верочка, рабочий ящик, — ты знаешь, пап́а и
мам́а не позволяют тебе
читать книг; — тебе, Зизи, куклу…
Лариосик. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит.
Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам
прочитать письмо.
И я ушел из усадьбы тою же дорогой, какой пришел сюда в первый раз, только в обратном порядке: сначала со двора в сад, мимо дома, потом по липовой аллее… Тут догнал меня мальчишка и подал записку. «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами, —
прочел я. — Я была бы не в силах огорчить ее своим неповиновением. Бог даст вам счастья, простите меня. Если бы вы знали, как я и
мама горько плачем!»
О,
прочти я эти строки раньше, я бы не спросила: «
Мама, что такое Наполеон?» Наполеон — тот, кто погиб среди мучений, тот, кого замучили. Разве мало — чтобы полюбить на всю жизнь?
Но зачем же я вам тогда
читаю?» — «
Мама! — в отчаянии прохрипела я, видя, что она уже закрывает книгу с самым непреклонным из своих лиц.
— Я не
читала, это
мама всегда поет!
— Mais oui, mais comment donc, mais sans doute, maman… [Ну, конечно, ну как же можно, ну без сомнения,
мама… (франц.)] то есть нет, maman… я никому не обещал, — пролепетал я, краснея и тупя в стол глаза, со страхом, что моя мать
прочтет в них беспощадный мой позор и бесчестие.
— И вы думаете, что вашей maman доставит удовольствие
читать эти безграмотные каракули? Я подчеркну вам синим карандашом ошибки, постарайтесь их запомнить. И потом, что за нелепые названия даете вы вашей
маме?.. Непочтительно и неделикатно. Душа моя, вы напишете другое письмо и принесете мне.
— На,
прочти! — протянула я ей письмо, так как давно уже давала ей
читать мою корреспонденцию с
мамой.
Я страшно смутилась.
Мама, отлично знавшая языки, занималась со мною очень усердно, и я хорошо
читала по-французски, но я взволновалась, боясь быть осмеянной этими чужими девочками. Черные глаза Нины молча ободрили меня. Я
прочла смущенно и сдержанно, но тем не менее толково. Француз кивнул мне ласково и обратился к Нине шутливо...
Что-то необъяснимое при этих словах промелькнуло в лице старика. Орлиный взор его упал на
маму. Вероятно, много муки и любви
прочел он в глубине ее черных, кротких глаз, — только его собственные глаза заблестели ярко-ярко и словно задернулись набежавшей в них влагой.
Однажды зимою
мама собрала в деревенскую залу работниц, кухарку, Герасима, поручила им чистить мак. Они чистили, а
мама им
читала евангелие, а потом напоила чаем. Бабы очень интересовались, расспрашивали
маму; Герасим все время молчал, а наутро сказал бабам...
Каждую субботу вечером мы
читали проповеди Иннокентия, архиепископа херсонского и таврического. Был такой знаменитый духовный оратор. Помню несчетное количество томов его произведений — небольшие томики в зеленых переплетах. Суббота. Вернулись от всенощной, вечер свободный, завтра праздник. Играем, бегаем, возимся. Вдруг
мама...
Раз вечером, краснея и волнуясь,
прочел их
маме.
Мама с удивлением спросила...
— Вас, вероятно, прислала
мама толковать со мной о графе Василии Сергеевиче Вельском? — говорила она с презрительным смехом. — Так не трудитесь, мадемуазель Дубянская, я сама знаю, что делаю, а кататься я не пойду, потому что мне нездоровится и я хочу
читать…
«Милая, бедная
мама! Какой удар вынесла ты,
прочтя письмо. Но ты, дорогая, ты одна, я глубоко уверен в этом, не поверишь, что твой сын бесчестный человек. Не поверила бы ты, если бы я сам даже признался в преступлении… Но тем более тяжело твое несчастье. Видеть невинного сына, заклейменного обществом страшным именем вора, тяжелее во сто крат, чем знать, что заблудшее дитя несет заслуженное наказание».
— Потому-то я так долго и не была у тебя… Я ничего не знала, не
читала в хлопотах и газет… По приезде я получила письмо от твоей
мамы, а ее рассказ поразил меня, как громом… Я прямо от нее бросилась к Сергею Павловичу.
— А разве смеяться нехорошо? — виновато спросил почтительнейший из учеников, ожидая, видимо, что я
прочту ему лекцию о смехе, и готовый, сообразно с выводами лекции, засмеяться или загрустить. Но лекции я ему не
прочел, и больше мы о
маме не говорили.
— Не плачь,
мама! Я буду очень любить тебя. В игрушки играть мне не хочется, но я буду очень любить тебя. Хочешь, я
прочту тебе о бедной русалочке?..
Пробовал он приносить с собою книжку или садился рисовать, но и это не всегда помогало: то
мама похвалит его, что он
читает, то опять скажет...
Но Вале неожиданно помешали
читать: вошла
мама с какою-то другою женщиной.